Исследование структуры и динамики семантических систем методом семантического радикала
Словесные стимулы могут провоцировать эмоциональные реакции: «иногда одно слово пробуждает в нас целую картину связанных с этим словом воспоминаний и заставляет нас переживать вновь пережитые когда-то чувства».
Слова, объединенные в сознании человека на основании семантической близости, образуют т.н. семантическую систему, или семантический ряд, семантическое поле. Наша теория в одном из аспектов рассматривает полиграфную проверку как процедуру выявления структуры и значимости (т.е. положения относительно области личностных смыслов сознания) тех или иных семантических рядов в психике обследуемого.
Методы объективного психофизиологического исследования семантических систем предлагались многими отечественными и зарубежными учеными в 1930-1950-е гг. (Шварц Л.А., В.Д.Волкова, М.Марушевский, А.АМаркосян, B.F.Riess, J.I.Lacey, R.L.Smith, G.Razran и др.). Большое количество интересных работ по данной теме было выполнено представителями школы А.Р.Лурия, в частности, Ольгой Сергеевной Виноградовой (1929 – 2001) – выдающимся исследователем нейрофизиологических механизмов обработки поступающих в мозг стимулов, безусловных рефлексов, памяти.
К одной из совместных работ А.Р.Лурия и О.С.Виноградовой мы и обратимся: «Объективное исследование динамики семантических систем».
Метод, предложенный Лурия и Виноградовой (в 1959 г.), получил название «метод семантического радикала».
«Человеческое сознание, – утверждают в первых строках статьи Лурия и Виноградова,– представляет собой систему чрезвычайно сложных семантических связей, относящихся к различным стадиям прошлого опыта». Эти «связи часто не до конца осознаются самим субъектом». «В каждый данный момент некоторые из этих семантических систем доминируют, в то время как другие отступают на задний план и сохраняются только как потенциальные».
Исследование структуры и динамики таких систем методом семантического радикала состоит во включении некоторых семантических стимулов в условно-рефлекторную реакцию, и выявлении затем того, как эта реакция переносится на другие стимулы. Выяснено, что стимулы осознанно и неосознанно объединяются в психике обследуемого в семантические системы, причем структура этих систем зависит от множества внешних и внутренних факторов.
Так, в эксперименте Л.А.Шварца, описываемом Лурия и Виноградовой, сформированный условный рефлекс вызывался произнесением ранее нейтрального слова «доктор». Было замечено, что у нормального испытуемого слова «врач», «лекарь» также запускали условный рефлекс, а созвучное «доктору» слово «диктор» оставалось нейтральным (не вызывало реакции). После того, как обследуемому давали сильное успокоительное, слово «диктор» начинало вызывать условный рефлекс, а «врач» и «лекарь» становились нейтральными.
Подобные исследования показывают, что:
- значимое слово-стимул существует не изолировано, а включено в «систему связей» (семантический ряд);
- у нормального взрослого испытуемого семантические поля формируются преимущественно на основании смысловой близости слов;
- более простые связи (созвучие слов) могут стать доминирующими вследствие торможения коры головного мозга.
Лурия и Виноградова поставили перед собою задачу объективно установить структуру семантических рядов, выяснить факторы их изменчивости, проследить влияние дисфункций мозга на эти «системы». Задача решалась с применением сопряженной методики А.Р.Лурия и результатов, полученных профессором Е.Н.Соколовым (под руководством которого О.С.Виноградова также работала): Соколов и Виноградова, исследуя ориентировочный рефлекс, установили, что реакции сосудов руки и головы по-разному соотносятся в ориентировочных и оборонительных реакциях (об этом мы подробнее скажем в последнем разделе, в главе об ориентировочных реакциях в полиграфном тестировании).
В первых экспериментах Лурия и Виноградова установили следующие взаимосвязи между интенсивностью сосудистых реакций и смыслом слов-стимулов. Первые 15-20 предъявлений (без подкрепления) любых стимулов вызывают ориентировочные реакции; затем эти реакции угасают. В следующих опытах одно из ранее нейтральных слов-стимулов (в описываемых экспериментах – слово «кошка») путем целевой установки экспериментатор наделяет сигнальным значением для испытуемого, и оно начинает вызывать выраженную сосудистую реакцию. Слова-стимулы, семантически близкие к значимому слову («котенок», «собака», «мышь»), также начинают сопровождаться непроизвольными реакциями, причем выраженность реакции пропорциональна смысловой близости стимула к значимому слову. Слова, созвучные значимому, но не связанные с ним по смыслу, не провоцируют реакций.
Следующие эксперименты были проведены на детях, страдающих разной степенью олигофрении. Выяснено, что степень умственной отсталости определяет основание объединения стимулов в поля: у имбецилов непроизвольные реакции возникают на слова, созвучные значимому, в то время как дебилы (менее глубокая степень отсталости) непроизвольно реагируют и на созвучные, и на близкие по смыслу слова. Для полиграфологов важным будет замечание, сделанное Лурия и Виноградовой: «Следует при этом отметить, что сосудистые реакции на слова, сходные по звучанию, возникали после короткого латентного периода, и, таким образом, являлись непосредственными по характеру, в то время как сосудистые реакции на слова, имеющие смысловые связи с ключевым словом, возникали после довольно продолжительного латентного периода (до 7-8 сек.) и, следовательно, были результатом более опосредованного процесса».
Далее, дети со слабой формой олигофрении в результате подкрепления (целевыми и смысловыми установками) значимого слова «кошка» постепенно начинали демонстрировать реакции нормального типа (на близкие по смыслу, а не по звучанию слова). Таким образом, наблюдалось изменение семантического поля.
Утомление действовало противоположно: «наблюдался распад смысловых связей и появление сосудистых реакций на слова, сходные с сигнальными по звучанию, иначе говоря – на первый план выступала более примитивная система связей. То же самое явление имело место при головных болях, простудах и других нарушениях общего состояния испытуемого».
Но изменения семантических рядов могли быть обусловлены управляемыми условиями эксперимента, «что позволяет управлять динамикой изучаемых систем». В частности, включая слово, созвучное значимому, в контекст слов, близких ему с точки зрения универсального значения, «мы укрепляем истинное семантическое поле данного слова, которое теперь выступает на первый план, в то время как звуковое сходство с сигнальным словом теряет свое значение». Так, «окошко», ранее вызывавшее сосудистую реакцию из-за фонетического сходства с «кошкой», будучи помещенным в ряд: «дом», «дверь», «стена», «окошко», – переставало вызывать реакцию.
Заметим, что названное явление может быть полезно полиграфологу для выполнения актуализации смысла проверочных и контрольных вопросов.
Следующий эксперимент был направлен на изучение качественных различий непроизвольных реакций, а не только их интенсивности. Рассмотрение этого эксперимента мы отложим до главы об ориентировочных реакциях (в последнем разделе книги). Скажем только об основных выводах, сделанных Лурия и Виноградовой.
Место слова в структуре семантического поля можно оценить объективно. Сама же структура семантического ряда характеризуется тремя «группами» слов, вызывающими качественно разные реакции: 1) ядро поля – значимый стимул (т.н. доминанта поля) и стимулы, наиболее близкие к нему по смыслу, 2) периферия поля – слова, находящиеся в опосредованной связи с ядром, и 3) окружение – слова, не входящих в семантический ряд (нейтральные слова). «Соотношение этих групп на различных стадиях эксперимента может быть различным, и если при начале эксперимента ядро семантической системы имеет относительно генерализованный характер, позже оно сужается, и только тестовое слово продолжает вызывать специфическую реакцию, в то время как остальные слова, которые раньше были включены в “семантическое ядро”, передвигаются на “семантическую периферию”».
Со временем возникает «узкая концентрация только на одном центральном слове системы.
Однако в любой момент можно восстановить всю исследуемую семантическую систему во всей полноте ее связей». Все, что нужно для того, чтобы вернуть передвинувшиеся на периферию поля слова обратно в ядро, это выполнить однократное подкрепление нескольких из них. В результате семантический ряд восстанавливается в своем исходном виде.
Если же мы теперь начнем подкреплять слова, нейтральные по отношению к исходному семантическому ряду, начнет формироваться ядро новой системы связей. Через некоторое время первый семантический ряд опять «сожмется» до своей доминанты (периферия станет нейтральной). Другими словами, «данные семантические системы оказываются взаимоисключающими: актуализация одного смыслового комплекта приводит к разложению другой системы». Это прямо соотносится с «функцией альтернативы», выполняемой в полиграфном тестировании классическим контрольным вопросом.
Следующие эксперименты, описанные Лурия и Виноградовой, посвящены изучению взаимовлияния семантических систем и возможностей воздействия на них экспериментатором.
В опытах Г.Н.Шуструйской (под руководством Виноградовой) среди стимульных слов имелись слова смысловых групп «овощи», «фрукты» и «оружие». Вначале у испытуемых формировалась реакция на слово «помидор». В результате реакция сопровождала многие слова группы «овощи» (см.рисунок ниже), но не слова групп «оружие» и «фрукты». Затем подкрепление переносилось на слово «пушка» – система «помидор» теряла свою значимость. Третий этап эксперимента – подкрепление переносилось на слово «груша». Это приводило, как видно из рисунка, к возникновению «новой более обобщенной системы, включающей в свой состав» и «фрукты», и «овощи»:
«Однако не меньший интерес, – по мнению Лурия и Виноградовой, – представляет возможность объективно наблюдать те сдвиги в “семантических полях”, которые наступают у субъекта в результате различных установок, вызываемых речевой инструкцией». А.Р.Лурия и О.С.Виноградова приводят несколько примеров резкого изменения структуры семантических рядов в результате действия на обследуемого инструкций экспериментатора.
Какие же выводы делают А.Р.Лурия и О.С.Виноградова, и какие выводы – с позиций полиграфологии – можем сделать мы?
Примененные Лурия и Виноградовой приемы (метод семантического радикала) позволяют исследовать структуру семантических систем и «позволяют подойти и к исследованию динамики “семантических полей”, обнаруживая их изменения как в зависимости от состояния человека и особенностей работы его мозга, так и в зависимости от тех специальных приемов, которые позволяют управлять системой смысловых связей, меняя состав этих систем, вводя в них новые элементы или выводя из них элементы».
Названные приемы «управления» соотносятся с основными (существенными) положениями нашей теории направленной актуализации динамических личностных смыслов сознания, которая дает возможность рассматривать полиграфную проверку как процедуру направленной актуализации и идентификации (выявление структуры и свойств) семантических рядов в сознании обследуемого.
Добавить комментарий Отменить ответ
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
Лурия виноградова объективное исследование динамики семантических систем
Лурия А. Р. Основные проблемы нейролингвистики. М., 1975.
Лурия А. Р., Полякова А. Г. Наблюдения над развитием произвольного действия в раннем детстве.— «Доклады АПН РСФСР», 1959, № 3, 4.
Лурия А. Р., Виноградова О. С. Объективное исследование динамики семантических систем.— В сб.: Семантическая структура слова. М., 1974.
Лурия А. Р., Гургенидзе Г. С. Философские приключения известного филолога.— «Вопросы философии», 1972, № 6.
Лурия А. Р., Хомская Е. Д. (ред.). Лобные доли и регуляция психических процессов. М., 1966.
Лурия А. Р., Цветкова Л. С. Нейропсихологический анализ предикативной структуры высказывания.— В сб.: Теория речевой деятельности. М., 1968.
Лурия А. Р., Юдович Ф. Я. Речь и развитие психических процессов. М., 1956.
Морозова Н. Г. О понимании текста. — «Известия АПН СССР», вып. 7. М., 1947 у глухонемых
Морозова Н. Г. Воспитание сознательного чтения школьников. М., 1953. Нейрофизиологические механизмы психической деятельности человека, под ред. Н. П. Бехтеревой. Л., 1974. Пестова Г. Д. Объективное исследование систем смысловых связей. Дипл. раб. М., 1968.
Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1939.
Основы теории речевой деятельности, под ред. А. А. Леонтьева. М., 1974.
Поляков Ю. Ф. Патология познавательной деятельности при шизофрении. М., 1974.
Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Харьков, 1888.
Розенгард-Пупко Т. Л. Речь и развитие восприятия ребенка. М. 1948.
Розенгард-Пупко Т. Л. Формирование речи у детей раннего возраста. М., 1963.
Рябова Т. В. Виды нарушения многозначности слова при афазии.— В сб.: Теория речевой деятельности. М., 1968.
Соколов А. Н. Внутренняя речь и мышление. М., 1962.
Соколов E. H. (ред.). Ориентированный рефлекс и вопросы высшей: нервной деятельности в норме и патологии. М., 1959.
Соколов Е. Н. Восприятие и условный рефлекс. М., 1958.
Станиславский К. С. Работа актера над собой. М., 1951.
Эксперименты А.Р. Лурия и О.С. Виноградовой. Семантическое поле. Синдром семантического опустошения.
Метод семантического радикала — это один из объективных методов анализа значения языковых выражений путём выделения его ассоциативных полей. В исследовании А. Р. Лурии, О. С. Виноградовой предъявление ряда понятий (например: скрипка, мандолина) определённого семантического класса (музыкальные инструменты) участникам эксперимента сопровождалось отрицательным подкреплением (ударом электротока). Дальнейшее предъявление семантически связанных понятий вызывало оборонительную реакцию, а понятия, более косвенно связанные с подкрепляемыми (например: соната, концерт, и так далее), вызывали ориентировочную реакцию. Слова, семантически не связанные с подкрепляемыми, не вызывали ни оборонительную, ни ориентировочную реакции. Оборонительная реакция связана со сжатием сосудов мозга и сосудов периферии, а ориентировочная — со сжатием сосудов конечностей и расширением сосудов мозга. На основе записи этих реакций строилось семантическое поле объектов, связанных с подкрепляемыми; причём по силе и характеру реакции (оборонительная или ориентировочная) можно выделить центр и периферию этого семантического поля. Генерализация условно-рефлекторной реакции участников эксперимента в норме осуществляется по семантическим связям (например: скрипка — виолончель), а для участников эксперимента с когнитивными нарушениями по фонетическим (например: скрипка — скрепка). Отличительной особенностью метода семантического радикала является то, что испытуемые, как правило, не осознают основания, по которому происходит подкрепление током исследуемых понятий, и выдают реакции на неосознаваемом уровне, образующим, по мнению А. Р. Лурии, фон любого познавательного процесса. Семантическое поле – это «…множество слов, точнее – их значений, связанных с одним и тем же фрагментом действительности» [Маслов Ю.С. 1987: 96]. Например, слова, составляющие семантическое поле «вкусовые ощущения», принадлежат к одной и той же тематической группе и части речи: горький, кислый, сладкий, соленый, пресный, пряный, терпкий и др. Или: глаголы мышления: думать, размышлять, мыслить, вспоминать, представлять, обдумывать, предполагать, решать и др. В рамках семантического поля выделяются разные типы отношений: родо-видовые отношения: соловей, воробей, синица, ворона, голубь – птицы; подлежащее, сказуемое, дополнение, определение, обстоятельство – члены предложения (вид – род). Меронимические отношения: абзац, параграф, глава – текст или: нос, рот, щека, лоб – лицо. Отношения соподчинения: рельсы, шпалы – железная дорога, океан, суша – Земной шар и т. д. ССО.Любое общество нуждается в наборе актуальных смыслов, обеспечивающих его членам связь с прошлым. Что есть наша история, слава, чем гордиться, чего стыдиться? Общество с традициями не нуждается в напоминании об этом – оно осознает свою культурную непрерывность и имеет ответы на подобные вопросы. В социальном пространстве именно язык обеспечивает социальную преемственность и социальное взаимодействие. Ассоциативный эксперимент позволяет обнаружить синдром семантического опустошения, когда слова утрачивают личностный смысл, и лишь их «оболочка» как бы отсылает к смыслу первоначальному. Особенно ярко синдром семантического опустошения проявляется в восприятии языка массовых жанров социальных коммуникаций – телевидения, текстов рекламы и газетных публикаций. Например, наши СМИ навязчиво внедряют в обиход словосочетание «средний класс». Но если в качестве ассоциаций на это словосочетание десятиклассники выдают ответы «Нескафе Голд» или «холодильник Бош», или просто называют престижные торговые марки, то это и есть показатель семантического опустошения.( Фрумкина Р.М. Психолингвистика)
Категория текста в обыденном сознании и научном знании.
КАТЕГОРИИ ТЕКСТА
Обращение к вопросу о текстовых категориях и признаках предопределено недостаточной разработанностью и явной дискуссионностью названной проблематики. В настоящее время в лингвистике не существует единой точки зрения относительно понимания текстообразующих категорий и признаков текста, а также их систематизации, что обусловлено разными подходами к изучению текста, а также различными аспектами его рассмотрения и анализа. Как научные школы, так и исследователи выдвигают и описывают разные категории текста. В настоящее время текстовые категории определяются либо как специфические признаки речевого целого, отличающие это целое (текст) от других языковых явлений, либо как один из взаимосвязанных существенных признаков текста, представляющий собой отражение определенной части общетекстового смысла различными языковыми, речевыми и собственно текстовыми (композитивными) средствами.
Рассмотрим количественный состав категорий текста, выявленных в исследованиях отечественных и зарубежных лингвистов. Так, И. Р. Гальперин выделил 10 текстообразующих категорий: информативность, членимость, когезия (внутритекстовые связи), континуум, автосемантия отрезков текста, ретроспекция и проспекция, модальность, интеграция и завершенность текста.
Применительно к художественным текстам в исследованиях выделяются 14 текстообразующих категорий, а именно: целостность (или цельность), связность, завершенность, абсолютная антропоцентричность, социологичность, диалогичность, развернутость и последовательность, статичность и динамичность, напряженность, эстетичность, образность, интерпретируемость. При этом подчеркивается, что целостность и связность являются фундаментальными текстообразующими категориями, которые притягивают к себе и группируют вокруг себя категории, соотнесенные с ними.
Зарубежные текстологи рассматривают в своих работах 7 критериев текстуальности, в число которых включают когезию, когерентность, интенциональность, приемлемость, информативность, ситуативность и межтекстуальную связь.
В лингвистической литературе представлены также различные точки зрения в отношении выделения главных (ведущих) и факультативных категорий текста. По мнению одних авторов, ведущими текстовыми свойствами являются целостность, членимость и модальность, которые могут быть названы основными категориями текста, подчиняющими себе более частные его признаки. Некоторые авторы полагают, что основу универсальных категорий текста составляют целостность (план содержания) и связность (план выражения), вступающие друг с другом в отношения дополнительности, диархии.
Итак, основными признаками текста мы считаем:
6) темпоральность локальность;
Все остальные признаки – концептуальные, т.е. составляющими текст.
Тема как и авторский замысел – существенные и необходимые признаки всякого текста. Это экстралингвистический фактор, который входит в ядро текста и определяет его структуру.
Тема – предмет речи, который выступает субъектом тезиса текста, это сфера действительности, общая проблема, (предмет) в рамках которой создан текст. Тему можно определить, ответив на вопрос о чем говорится в тексте. Она с помощью двух ‒ трех назывных предложений и выражается в тематических группах, которые составляют тематическое поле тематического единства.
Основной тезис (главная мысль) – точка зрения автора по данной теме, предмет содержания и его основной признак. Чтобы сформулировать тезис надо ответить на два вопроса: о чéм говорится в тексте и чтó говорится об этом предмете.
Тезис бывает высказан непосредственно в текстах с ярко выраженной воздействующей функцией. Иногда он может быть «растворен» в тексте и реконструируется путем сжатия текста. Часто один текст содержит несколько тезисов, которые располагаются последовательно, логично выстраивая содержание. Ключевые слова – базовые слова и фразы, которые несут главную смысловую нагрузку, отражают логику изложения, повторяются в тексте.
Логичность – общий смысл текста выясняется постоянно на основе наполнения и анализа информации его минимальных смысловых частей микротекстов, т.е. сам текст – это отражение процесса формирования смысла. Информационная роль фрагмента зависит от самого состава и последовательности расположения. Логичность не имеет специальных языковых средств выражения.
Тональность текста, или эмоционально-экспрессивное содержание, – это текстовая категория, в которой отражается психологическая установка автора (агрессивно направлен, нотация, директив и т.д.). Поле тональности содержит в себе психологическое самораскрытие автора, которое обладает эффектом усиленного воздействия на адресата текста.
Оценочность отграничивается от эмоционально-экспрессивного содержания – это связано только с различной (интеллектуальной) оценкой. Оценка отражает авторское представление о положительном или отрицательном содержании явления и отношение к адресату речи на основе логической дихотомии «хорошо – плохо». В языке в поле входят лексическая пара и ее вариант: очень хорошо, плоховато, отлично; Мать ждала письма, но так и не дождалась (скрытый авторский вывод ‒ осуждение детей).
Темпоральность текста (текстовое время). Текст как отражение определяет фрагмент действительности:
1) объективное время – это относительно адекватное отражение времени реального (исторического, календарного);
2) концептуальное время «отражение идеальных сущностей, которые выведены на базе» анализа реальности концептов и концепций.
Различие этих времен заключается в точке отсчета – это некое условное «теперь», «сейчас», от которых можно оттолкнуться и выстраивать временную перспективу текста. Средства языка – это слова и словосочетания, передающие значение времени: вчера, завтра, в будущем, во время войны, летом, зимой.
Локальность текста (текстовое пространство), которое тесно связано с темпоральностью. Пространство текста понимается М. М. Бахтиным как обобщенное отражение реального, изображаемого, описываемого в тексте пространства, которое получило название хронотопа.
Соотношение пространства, представленного в тексте, и пространства реального мира не является однозначным, кроме него существуют и другие виды пространств, реализованных в тексте. Так, можно говорить об этическом, цветовом, мифологическом и других пространствах. В этом смысле пространственное моделирование делается языком, на котором могут выражаться непосредственные представления:
· объективное пространство, которое представляет отраженное подобие реального мира, оно пропущено через воспроизведение;
· другие виды пространств: концептуальное, психологическое, социальное.
Исходная точка в локальной системе координаций является некие точки «здесь» в применении к речи.
В сочетании ее с аналогичной точкой темпоральности «сейчас» образуется исходный пункт текстового хронотопа: «Я – здесь – сейчас».
Композиция текста представляет собой единство внутренней структуры содержания, внешнего его деления на части и сами эти части (их совокупность).
Стуктурная целостность текста выражается в наличии структурно-смысловых частей: вступления (введение, зачин, экспозиция), основной части и концовки.
Заголовок отражает тему или основную мысль. Вступление конкретизирует ее и задает пространственно-временную развертку смысловых блоков основной части. Основная часть, которая состоит из нескольких смысловых частей, содержит развитие темы, определяет подтемы, детали, аргументы. Заключение – свертывание информации целого текста, концовка завершает текст.
Выделяются также следующие категории текста:
1) отдельности или замкнутости. Они определяются границами начала и конца текста и реализуются в различных видах зачинов и концовок текста;
2) информативности, которая реализуется в формах содержательно-фактуальной и содержательно-концептуальной информации, а также в формах информации о структуре, компонентах, ходе мысли и способах развертывания содержания текста;
3) качества речи (коммуникативные качества речи);
4) коммуникативности, которая проявляется в многочисленных способах и средствах ориентации на интересы коммуникантов-читателей или слушателей, в упреждении непонимания, неправильного хода мысли, вопросов, в поощрении опережения в ходе мысли, всоздании эмоционального настроя и сотрудничества в процессе общения.
И. Р. Гальперин вводит еще одну категорию текста – модальностьтекста. Отношение говорящего к действительности, постулируемое как основной признак модальности, в той или иной мере характерно для всякого высказывания.
Текст никогда не моделируется одной текстовой категорией, а только всегда их совокупностью. Целый текст – коммуникативная система, текстовая категория – это одна из коммуникативных линий этой системы, которая материализовалась языковыми средствами. Таким образом, текст мы понимаем как коммуникативную речевую реализацию авторского замысла.
ТЕКСТ В КОНТЕКСТЕ ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
Гуманитарная парадигма в научном исследовании делает человека мерой всего сущего, будь то познание природы и общества, в целом, либо изучение более узкой проблематики, как человеческий язык, вербальный интеллект, речевая деятельность. Традиционное языкознание тяготеет к кабинетному изучению языка и в значительной степени акцентирует своё внимание на описании его внутреннего строения. Так, сугубо лингвистическое исследование текста предполагает выявление специфики его структурно-семантической архитектоники как продукта естественного языка вне учёта фактора рефлексии продуцента/реципиента и коммуникативной ситуации общения. Однако при таком подходе за бортом оказывается человек (личность), носитель языка, овладевающий и владеющий языком, субъект текстовой деятельности. Актуальным представляется изучение текста как психологического явления, акта рефлексии личности субъекта (языковой личности, а не просто «идеального» носителя языка), преломляемого через определённый социокультурно- языковой контекст. Рассмотрение текста как способа отражения некоторой действительности в сознании языковой личности с помощью элементов системы языка позволяет увидеть привычный объект языкознания в свете «человеческого фактора», с акцентом на «живой жизни языка в рамках жизни общества» (Ф. де Соссюр). Всякий взрослый человек скажет, что категория «текст» ему понятна: это некоторое сообщение, представленное средствами национального языка. Принципиальной ошибки в определении нет, но очевидна его ограниченность. Допустимо ли включение любого знакового продукта (скажем, балета, художественного полотна, немого кино, карикатуры и т. п.) в понятие текста? Уточнение референтной области категории представляется интересным через контраст представлений обыденного сознания и фактов научного знания. Рассмотрение текста в обыденном сознании только как продукта и результата речевой деятельности весьма ограничивает референтное пространство термина. Признание динамической природы текста и современное его определение одновременно и как процесса текстопорождения и как результата речевой деятельности значительно обогащает научную специфику понятия. В отличие от единиц более низкого порядка и статических по своей природе, таких как слово или фразеологизм (единиц языка), текст (как основа речи) динамичен. Динамичность текста предполагает этапы его порождения, рецепции и дальнейшего распада в случае отсутствия материальной фиксации [5]. Однако зафиксированный текст представляется односторонним, формальным и остаётся несостоявшимся до тех пор, пока не актуализируется его смысл, что происходит лишь в процессе его восприятия и понимания реципиентом. Не существует инварианта смыслового содержания текста, оно динамично. Во-первых, индивидуальные особенности когнитивной, мотивационной, эмоциональной сфер личности реципиентов порождают неограниченную вариативность понимания одного и того же сообщение через субъективную рефлексию, проекцию, интерпретацию, осмысление. Во-вторых, развивая идею Л.С. Рубинштейна в контексте современной текстологии, можно утверждать, что текстопорождение есть формулирование мысли, но формулируя, продуцент сплошь и рядом её формирует. Текст – есть психологическое динамическое явление, процесс развития мысли, акт рефлексии личности продуцента / реципиента (языковой личности), проекция содержания его «языковой сокровищницы души», как образно отметил И.А. Бодуэн де Куртенэ. Обыденное сознание под текстом склонно подразумевать сообщения письменные, даже печатные. В теории же текстом, как правило, именуют любое последовательное выражение какого-либо содержания, не обязательно письменное. По мнению Т.Н. Ушаковой отнесение термина «текст» исключительно к письменному варианту речевой продукции аргументируется расхождением синтаксиса, словаря направленности (монологической, диалогической) и других особенностей письменной и устной речи. Важно, что «и устная, и письменная формы – это продукт единого по своей сути речетворческого процесса, словесно выраженный результат речемыслительной деятельности человека» [8, 107]. «Вербальность» текста следует рассматривать в самом широком семиотическом смысле. Знаковой основой текста может выступать звуковой семиотический субстрат, если текст воспринимается на слух; визуальный семиотический субстрат при зрительном восприятии; тактильный семиотический субстрат при восприятии посредством осязания (например, на азбуке Брайля) [7, 34]. Текстом наряду с литературным произведением мы можем назвать и музыкальное произведение, и произведение живописи, и балет, и немое кино. Именно произведения живописи А.А. Брудный называет текстами культуры. Обладающие высокими художественными достоинствами и (или) глубиной смысла, они выходят за узкие для них феноменологические границы понятия текст, но порождены в знаковой форме и являются семиотическими продуктами процесса мыследействования. Более того, тексты включают в себя не только произносимые или написанные слова (знаки естественного языка); жесты, мимика, условные знаки, пантомима, сама идеальная ситуация общения могут также быть органичной составной частью текста как проекции фрагмента действительности. Отсюда вполне оправданным представляется выделение О.И. Ревуцким лингвистического, смыслового и экстралингвистического уровней текста [6]. Разделяя мнение Ю.М. Лотмана, что «язык есть порождение текста на определенной стадии его функционирования» [4, 4], можно предположить, что способность продуцировать тексты на языке является критерием владения этим языком. Процесс и результат усвоения иностранных языков только подтверждает предположение: подлинное владение наблюдается тогда, когда человек свободно строит собственные высказывания, продуцирует тексты. Аналогично этому возможность создавать живописные или музыкальные произведения – тексты в широком семиотическом смысле – есть показатель уровня владения субъектом языком живописи или музыки. По мнению Л.Н. Мурзина, «достижение высокой степени свободы языка на уровне текста – это не только цель, но и непременное условие владения языком» [5, 40]. Под степенью свободы языка, очевидно, следует понимать такое владение человеком богатством языковых и стилистических средств, умение находить новые синтагматические связи и новые контексты использования известных слов, которое позволяет говорить об эстетической, особой смысловой, стилистической, социальной ценности порождаемых речевых произведений. Универсальным свойством текста, признаваемым многими авторами, исследовавшими феномен понимания текстов, является его интерпретируемость или возможность неоднозначного осмысления сообщения через призму индивидуально-нравственного и социально- культурного опыта индивида. Можно утверждать, что далеко не каждый семиотический продукт есть текст. Дорожные знаки, эмблемы, таблицы, аксиомы не относятся к категории текста: они предполагают лишь одно толкование, строго им и предписанное, а, следовательно, информативно значимы, но коммуникативно нейтральны. Тогда как текстом можно назвать и отдельный заголовок произведения, и даже карикатуру при условии их интерпретируемости. Интерпретируемость текста предполагает наличие определённого содержания и смысла, что является отражением действительных объектов и связей между ними как неравнозначных и проявляется в смысловой упорядоченности текста [2]. «Содержание» и «смысл» сообщения – категории близкие, но не тождественные. Содержание текста можно определить как отображённое в тексте событие – совокупность действий, сцен, эпизодов. Смысл, по мнению Н.И. Жинкина – то, что отражает наличную действительность [3]. Схематично смысл представляется интеграцией содержания в коммуникативный контекст. Последний выступает фрагментом действительности, закодированной в тексте, отсылкой к какой-либо реальной ситуации со всеми предполагаемыми идеальными условиями. По сути дела, не текст обладает смыслом, как традиционно говорят в обыдённом сознании, а реципиент наделяет текст определённым смыслом в процессе понимания. Важным представляется выделение уровней смысла, определяющих глубину понимания сообщения. Нулевым уровнем выступает понимание собственно содержания текста, как цепочки действий, сцен, эпизодов, установление между содержательными элементами пространственно-временных отношений. Зачастую понимание текста ребёнком ограничивается этим уровнем, что оправдано как возрастной несформированностью адекватного психологического наполнения языковых знаков и категорий в сознании (системы понятий и логических категорий), так и различной степенью социальной и языковой перцептивной готовности. Понимание содержания текста не рефлексивно. Первым уровнем выступает уровень общего смысла, как результат вскрытия общего коммуникативного контекста сообщения и преломления его содержания через призму соответствующих объективных условий. Такое понимание рефлексивно и предполагает установление причинно-следственных связей через усмотрение соответствий языковых и логических категорий. Более глубокое понимание представляется выявлением скрытого смысла, импликации (второй уровень) посредством вскрытия подтекста авторского слога, стиля, словесно- семантической игры, прагматического контекста. Понимание на этом уровне выступает рефлексией 2-ого порядка. Установление глубинного смысла (третий уровень), который, в свою очередь, ограничен лишь богатством индивидуального опыта реципиента, является, по сути, актом самопознания субъекта, интеграции текста в индивидуальную картину мира, рефлексией 3- его, 4-ого, n-ого порядка. А.А. Брудный, основываясь на соображениях, в тезисной форме высказанных С.Л. Рубинштейном, выделяет три типа текстов по степени емкости потенциальной смысловой структуры [2, 136]. В текстах первого типа никак не обозначены опорные точки, ограничивающие как глубину, так и возможность качественно варьировать их понимание. К этому типу текстов А.А. Брудный относит библейские тексты, предсказания, сообщения, образованные последовательностью знаков недешифрованных языков. В текстах второго типа все элементы однозначно представлены именно в том значении, в котором они только могут и должны быть поняты читателем. Таковы, например, научные тексты, их смысловая структура ограничена. Третий тип образуют тексты, содержащие ряд направляющих смысловых линий, доступные глубокому вариативному пониманию. Сюда, в идеале, относятся литературно-художественные произведения. Как образно заметил А.А. Брудный, «смысл текст на определённом уровне сложности системы способен к самопорождению» [2]. В нашей компетенции предполагать понимал ли автор под «сложностью системы» сам текст с его композиционно-смысловой структурой или же самого человека с его спецификой вербально-смыслового конструкта сознания. Итак, под текстом мы подразумеваем динамическую, связную последовательность знаков или образов, знаний и экстралингвистических факторов, выражающую определённое содержание и способную к приращению смысла.
Дата добавления: 2018-05-13 ; просмотров: 2310 ; Мы поможем в написании вашей работы!